Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый - Пётр Фёдорович Алёшкин
Главным средством разрешения конфликта оставались насилие, военные действия. Командование красноармейских частей угрожало командирам и комиссарам, проявлявшим миротворческую инициативу, суровым наказанием. Мятежникам выдвигалось лишь одно условие: полная и безоговорочная капитуляция. Строгое указание председателя Сибревкома Смирнова всем командующим советскими войсками от 15 марта 1921 г. требовало отвергать всякие переговоры с повстанцами, не признавать их как равную силу[962]. Ликвидацией восстания руководила созданная 12 февраля 1921 г. Сибирским бюро ЦК РКП (б) чрезвычайная тройка. В нее вошли председатель Сибревкома И. Н. Смирнов, помощник главкома вооруженными силами Советской Республики по Сибири В. И. Шорин, представитель ВЧК в Сибири И. П. Павлуновский. 14 февраля Смирнов снова телеграфировал Ленину о восстании.
Оценка восстания со стороны сибирского руководства претерпела кардинальное изменение после середины февраля. Положение стало тревожное. Командование советских вооруженных сил Тобольского боевого участка телеграфировало об этом Помглавкому по Сибири (аналогичные телеграммы были направлены в адрес Сиббюро ЦК РКП (б), Уральского бюро ЦК РКП (б), Тюменского губкома пратии, командующему войсками Приуральского военного округа). В тексте данной телеграммы обращает на себя внимание признание: движению не придавали серьезного значения – не предвидели, что ситуация резко изменится. Командование требовало срочной помощи. 24 февраля Тюменский губком РКП (б) затребовал от центра дополнительные вооруженные силы[963]. 11 марта 1921 г. руководство Тюменской губернии направило телеграмму в ЦК РКП (б), президиум ВЦИК и заместителю председателя Реввоенсовета республики Э. М. Склянскому. Текст телеграммы свидетельствовал о растерянности губернского руководства: «В пределах Тюменской губернии не имеется в нашем распоряжении ни реальной силы, ни вооружения, ни обмундирования, ни огнеприпасов. Присланный из Казани полк оказался небоеспособным, частями переходит на сторону противника в полном вооружении… Положение становится серьезным, поскольку ликвидация беспорядков приняла затяжной характер: придется признать в этом году в губернии крах посевной кампании… лесозаготовительных работ… лишение центра России хлебозапасов, рыбы, пушнины и прочее… Настойчиво, решительно требуем от вас немедленного принятия всех необходимых мер для быстрейшей ликвидации беспорядков в смысле соответствующего воздействия на Сибирское военное командование, в смысле непосредственной помощи с вашей стороны. Нужны реальные силы, вооружение, обмундирование, огнеприпасы. Нужна помощь партсилами… партийно-советские аппараты разрушены, во многих волостях члены партии поголовно уничтожены, 75% всего состава продработников уничтожено… без помощи центра все попытки наладить снова партсоветскую жизнь губернии безнадежны… неопределенность и неизвестность усугубляют тяжесть положения»[964].
На подавление восстания штабом РККА в Сибирь были переброшены 21-я стрелковая дивизия, кавалерийские бригады 10-й кавдивизии, два полка 21-й кавдивизии, Симбирский и Казанский стрелковые полки, специально сформированные из курсантов и отборных частей, 4 бронепоезда. Все войска Приуральского военного округа переходили в подчинение Помглавкому по Сибири В. Шорину – члену чрезвычайной тройки Сибревкома. Карательные меры включали как военные операции против отрядов повстанцев, так и решительные и жестокие меры в отношении населения на территориях, которые оказались охвачены восстанием. Районы боевых действий с повстанцами были разделены на боевые участки, каждому из которых поставлена специальная задача. Так, Курганскому боевому участку поручалась ликвидация 5 тыс. повстанцев на территории Челябинской губернии, Шадринскому участку – 2 тыс. повстанцев на территории Екатеринбургской губернии[965]. Подобные задания получили Камышловский, Ишимский, Тобольский и другие боевые участки.
12 февраля 1921 г. Сибирское бюро ЦК РКП (б) секретным решением возложило ответственность, в случае порчи железной дороги, на ближайшие деревни, расположенные на расстоянии 10 верст от линии железнодорожного полотна. За разрушение мостов, рельсов близлежащие деревни подлежали уничтожению[966]. Решение Сиббюро в тот же день было оформлено приказом Сибирского ревкома: «Жители сел и деревень, расположенных в десятиверстной полосе по обе стороны железной дороги, несут ответственность жизнью и имуществом за целостность железнодорожного пути и телеграфной сети. Возлагается на них обязанность доносить немедленно начальнику ближайшей воинской части, расположенной на полотне железной дороги, о всяких бандах, проходящих по их деревням и селам»[967]. Ишимский исполком издал собственный приказ: ответственность за сохранность железной дороги возложить на волости, по которым проходит магистраль. В близлежащих деревнях предписывалось заранее взять заложников – в случае порчи дороги они подлежали расстрелу. Устанавливалась круговая порука на сельские общества: за участие в восстаниях производилась конфискация имущества и инвентаря в каждом десятом хозяйстве, за каждого расстрелянного коммуниста и совработника – расстрел десяти местных крестьян. Никакой пощады – требовало руководство уезда – вплоть до уничтожения отдельных деревень с применением пулеметов и орудий, применения репрессивных мер[968]. Как следует из данных решений, особую озабоченность советского и военного руководства вызывала сохранность железнодорожной магистрали: во многих местах железной дороги повстанцами было разобрано железнодорожное полотно, уничтожены стрелки, разрушены мосты, рельсы увезены или каким—то непостижимым образом оказывались загнуты[969].
Помимо органов Советской власти, беспощадные меры принимало военное руководство. Комбриг Рахманов, командующий вооруженными силами в районе Омск – Тюмень, 15 февраля отдал приказ: железнодорожные линии Омск – Тюмень и Омск – Челябинск разделить на определенные участки. Возложить ответственность за сохранность каждого участка, прилегающего к 10—верстной полосе по обе стороны от железной дороги, на местное население, из которого взять сразу же заложников. Объявить жителям деревень, входящих в указанную полосу, что в случае повторения налетов на железную дорогу заложники будут расстреляны без суда. Этот приказ предписывалось широко распространить среди местного населения, расклеив его на видных местах[970]. Челябинский губисполком специальным постановлением от 16 февраля 1921 г. объявил населению, что за порчу дорог, мостов, средств связи, поджоги, виновные подлежали расстрелу, их имущество – немедленной конфискации и передаче семьям красноармейцев. Тюменский губисполком 5 марта объявил о конфискации имущества причастных к восстанию[971]. Член чрезвычайной тройки Сибревкома, полномочный представитель ВЧК в Сибири И. П. Павлуновский 14 февраля 1921 г. издал инструкцию местным органам ВЧК «О применении высшей меры наказания в районе, охваченном восстанием». В соответствии с инструкцией подлежали расстрелу: руководители движения; занимавшие командные должности в отрядах повстанцев; повстанцы, взятые в плен и освобожденные, в случае, если они вторично попали в плен в боях с советскими войсками; не сдавшие огнестрельного оружия после того, как был опубликован приказ о сдаче оружия; уличенные в поджоге, порче железнодорожных путей и железнодорожных сооружений, телеграфных проводов[972]. Инструкция была передана органам ЧК во всех уездах, охваченных восстанием. Свирепствовали выездные сессии Сибирского реввоентрибунала.
В Ишиме был проведен показательный публичный процесс над 93 крестьянами – участниками восстания. Приговор Реввоентрибунала Сибири от 28 февраля 1921 г. гласил: 46 повстанцев расстрелять, 45 человек получили по 5 лет условного заключения с применением принудительных работ. Все крестьяне—повстанцы, приговоренные к высшей мере наказания, были расстреляны. По политическому замыслу организаторов данного судебного процесса, на скамье подсудимых оказались также 6 продработников Ишимского уезда. Официальное обвинение в отношении продработников сводилось к следующему: «1) Лауриса Матвея Анцевича – члена чрезвычайной губернской контрольно—инспекторской тройки в том, что он грубо обращался с гражданами, ругал их матерными словами, заявляя, что он уполномочен верховной властью и имеет право расстреливать, угрожал гражданам револьвером и даже ставил к стенке, понудил гр. Слободенникову и жену почтальона д. Чупино, фамилия коей не установлена, удовлетворить его грязное предложение, отдал приказ
